Накануне Дня Победы в Великой Отечественной войне поговорим о тех, чье слово поддерживает наших бойцов на фронте сегодня и так нужно всем нам в тылу — о современных российских поэтах патриотического лагеря. И о том, как и почему в нашу жизнь вновь вернулась большая поэзия.
Сила поэтического слова
Не так уж часто людям приходится взваливать на свои плечи ту нравственную ношу, которую российский народ вынужден сегодня нести. Нас обвиняют в немотивированной агрессии против суверенной Украины, в имперскости, в гибели мирных граждан по обе стороны фронта. То, что войны ведутся за ресурсы и рынки сбыта и войной на нас пошел Запад, а мы вынуждены защищаться, для многих наивных людей, к сожалению, неочевидно. Как не волнует их и судьба жителей Донбасса, против которых в 2014 году собственное правительство начало применять танки и авиабомбы.
Те из наших сограждан, кто поддерживает борьбу России за право существовать на карте, за право ее народов жить в мире, достойно трудиться, уважать свою историю, говорить на родном языке, знают, что наше дело правое. Но как объяснить свою правду тем, кто о ней слышать не хочет? А тем более жертвам военных действий— не комбатантам, а простым людям. Единственный язык, при помощи которого можно сейчас поделиться своими чувствами и мыслями об этой войне и быть услышанным, — это поэтический язык. Он емкий, образный, эмоциональный, попадает прямо в сердце.
Все мы с детства помним Пушкина:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал.
Человек с мертвой душой, мерзавец, никогда не напишет классических стихов. Если русское слово и сегодня не потеряло способность пробуждать в людях любовь в самом широком смысле, сострадание к ближнему, ответственность за свои поступки (а оно не потеряло, напротив — зазвучало с новой силой!) — это и есть лучшее доказательство того, что дела наши не напрасны.
Женщина на войне
Мое знакомство с поэзией Донбасса началось со стихотворения Анны Долгаревой, написанного год назад — в мае 2022 года.
Оно длинное, но стоит того, чтобы процитировать его полностью. Очень горькое и щемящее, но и светлое — о любви и о том, что молодые пацаны идут в бой и жертвуют собой во имя будущей жизни:
За холмом и рекой бахает, бацает.
И полно тут этих холмов и рек.
А в Луганске цветет акация
И у Ксю в коляске маленький человек.
И везет она его, совсем новенького,
Меньше месяца как рожденного на свет,
А рядом идет солдатик, и голова вровень его
С цветами — седыми, и он — сед.
Как брызги шампанские, Акации соцветия.
Пацаны луганские Двадцатилетние.
На разгрузке лямки, На портрете рамка.
Где ваши мамки?
Я ваша мамка.
Как они уходят за реку Смородину,
За реку Донец, за мертвую воду,
За мертвую мою советскую родину,
За нашу и вашу свободу.
По воде и облакам, как по суше,
На броне машут, несутся тряско.
А все же жизнь продолжается, правда, Ксюша?
И Ксюша катит коляску.
Любимый человек Анны, за которого она собиралась выйти замуж, погиб на фронте накануне свадьбы. Теперь она считает своим долгом работать военкором на Донбассе, до тех пор, пока все это не закончится. И пишет очень талантливые стихи о том, что видит там своими глазами. Иногда выходит даже слишком жестко, но нам нужна такая правда:
Да, мы русские, римляне мы, наши шлемы блестят,
Да, спускались мы в ад, и с потерями — через ад
Мы прошли.
Ну, давай, не чокаясь, за Дебаль,
Мы железо и боль, и мы тело мясное и сталь.
Да, мы знаем, как артиллерия бьет по своим.
(После этого один офицер застрелился, к слову.)
Да, мы видели, как над домами нашими черный дым
Поднимался — а мы шли вперед, и чего такого.
О своей гражданской позиции Анна говорит так: «Возможно, на Высшем суде выяснится, что я заблуждалась, но делала это искренне».
Держать руками небо
Анна Ревякина — уроженка Донецка. Сегодня она частый гость на телевидении. Политолог, поэт, доцент МГУ. Молодая, современная, красивая женщина. В 2014 году, после начала АТО, Ревякина добровольно отказалась от вида на жительство в Чехии и вернулась в Донецк. Некоторые ее донецкие друзья, которые предпочли перебраться в Киев подальше от войны, крутили пальцем у виска: Ревякина сошла с ума, вернулась в Донецк «поддерживать руками донецкое небо». Очень хорошая и точная метафора. В голландском Роттердаме даже есть памятник, который воплощает эту идею: собранный из осколков человек поддерживает небо руками — страшное напоминание о том, как германские военно-воздушные силы бомбили город в 1940 году.
Стихи Ревякиной, написанные за 8 лет войны на Донбассе, заставляют плакать. От них невозможно отмахнуться и забыть, они пробирают «до мяса, до позвонков».
У Марии есть тайна — пачка девичьих писем.
Она пишет о главном — девочка-летописец.
Она пишет на русском, а иногда на птичьем.
Она пишет о грустном: «Мы все теперь стали дичью...»
Она пишет отцу на рассвете и поздно ночью.
Она пишет, как пишут дети: неровным почерком,
словно письма из летнего лагеря или с морей известия.
Она пишет, как пишут маленькие, потерявшие равновесие.
Она пишет, как пишут взрослые из подвала под артобстрелом.
Она пишет, и свет полоскою оставляет в письме пробелы.
Она пишет, и ей не пишется, ей скулится, ей страшно, тошно.
Вот деревья — сплошные виселицы, вот свеча, что горит всенощно.
А вот еще отрывок из автобиографического стихотворения. О том, как Анна спала ночами в обнимку с маленьким сыном на полу, за спинкой дивана, — так безопаснее при обстрелах.
Слезы... Они что вода из донецкого крана.
Были, лились, а теперь их дают по часам.
Лягу укладывать дочку, и вспомнится спинка дивана.
В стылом Донецке стоит этот белый диван.
Я за ним сына качала в потерянном мае.
Сонные степи с тех пор у нас топчет кирза.
— Мама, я слышал или послышалось: снова стреляют?
— Спи, мой хороший, это, должно быть, гроза.
Слезы дают по ночам, чтобы дети не знали.
Слез этих таз жестяной, для мытья головы.
Что о нас скажут потом?
Мы жили, мы воевали.
Мы воевали за то, чтобы не было больше войны.
Хотелось бы верить в то, что дети наших детей будут изучать эти стихи в школе. Чтобы будущие поколения знали и помнили о том, как начиналась большая война. Нельзя о таком забывать.
Трудный выбор
У Влада Маленко — поэта, актера и режиссера — есть замечательное стихотворение «Ржев» — обращение ветеранов Великой Отечественной к бойцам, героям, которые жертвуют собой сегодня ради мира и справедливости для всех, как когда-то их прадеды. Это обращение в том числе и к тем «добрым» людям, которые мыслят стереотипами «Россия напала», «на Западе демократия» и им подобными. Оно о том, что сегодня быть патриотом — это самый трудный выбор. Вот небольшой его отрывок:
Вам труднее, потомки, в засаде дней.
Наша битва с врагами была честней.
Мы закрасили кровью колосья ржи,
А на вас проливаются реки лжи.
Мы умели в атаке и песни петь,
Вас, как рыбу, теперь заманили в сеть.
И у нас на троих был один кисет,
Вам же «умники» в спины смеются вслед.
И фактически об этом же — о тех, для кого айфоны и прочие материальные блага куда важней страданий ближнего, кто делит людей на сорта по уровню их достатка, кто ехидничает по поводу «второй армии мира», которая отступила из-под Киева, — вот эти его четверостишия:
Луна на Пасху ляжет решкой,
И смерть не выйдет на работу.
Москвичка в утренней кафешке!
Не привыкай к донецким фото.
Об этом же строки поэта Игоря Караулова:
Сегодня убили детей, убили вчера при обстреле,
и нету других новостей, а эти давно надоели.
Нам нечем порадовать свет, все это неинформативно.
Другой информации нет. «Убили. Убили». Рутина.
Караулов часто очень жестко, колко и зло высказывается в своих стихах. Зато точно.
На улице прохладно, как в Эстонии, над рестораном запах Сакартвело (название Грузии),
А я стою на стороне Истории, особенно опасной при обстреле.
Русской литературы в стане противника боятся, как огня.
Есть среди нашей либеральной тусовки и те, кто предлагает запретить патриотическую поэзию как «словесный морок», отменить ее, едва дошедшую до широкой публики. И это, конечно, признание ее высокого уровня. Действительно, здесь есть чего бояться: русское художественное слово — мощное оружие. Недаром некоторые сбежавшие из России деятели культуры договорились до того, что им не нужен Пушкин. То есть он не нужен не только украинцам, но и так называемым «хорошим русским».
«Разрешены Макдоналдс, Будда и Сатана. Русская литература нынче запрещена», — горько иронизирует на эту тему Караулов. И дальше: «Видно за океаном пламя от русских книг. Не дописав романа, празднует Стивен Кинг. Было в семье три брата, нынче осталось два Сам или виноваты, карма ли такова?»
Рано или поздно всех нас рассудит история. Пока что можно с уверенностью утверждать, что слово на нашей стороне. Возможно, потому, что мы не расчеловечиваем противника, не упиваемся чужими страданиями, не пляшем на костях. Если не уподобимся в этом врагу, обязательно выстоим и победим.
Сила поэтического слова
Не так уж часто людям приходится взваливать на свои плечи ту нравственную ношу, которую российский народ вынужден сегодня нести. Нас обвиняют в немотивированной агрессии против суверенной Украины, в имперскости, в гибели мирных граждан по обе стороны фронта. То, что войны ведутся за ресурсы и рынки сбыта и войной на нас пошел Запад, а мы вынуждены защищаться, для многих наивных людей, к сожалению, неочевидно. Как не волнует их и судьба жителей Донбасса, против которых в 2014 году собственное правительство начало применять танки и авиабомбы.
Те из наших сограждан, кто поддерживает борьбу России за право существовать на карте, за право ее народов жить в мире, достойно трудиться, уважать свою историю, говорить на родном языке, знают, что наше дело правое. Но как объяснить свою правду тем, кто о ней слышать не хочет? А тем более жертвам военных действий— не комбатантам, а простым людям. Единственный язык, при помощи которого можно сейчас поделиться своими чувствами и мыслями об этой войне и быть услышанным, — это поэтический язык. Он емкий, образный, эмоциональный, попадает прямо в сердце.
Все мы с детства помним Пушкина:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал.
Человек с мертвой душой, мерзавец, никогда не напишет классических стихов. Если русское слово и сегодня не потеряло способность пробуждать в людях любовь в самом широком смысле, сострадание к ближнему, ответственность за свои поступки (а оно не потеряло, напротив — зазвучало с новой силой!) — это и есть лучшее доказательство того, что дела наши не напрасны.
Женщина на войне
Мое знакомство с поэзией Донбасса началось со стихотворения Анны Долгаревой, написанного год назад — в мае 2022 года.
Оно длинное, но стоит того, чтобы процитировать его полностью. Очень горькое и щемящее, но и светлое — о любви и о том, что молодые пацаны идут в бой и жертвуют собой во имя будущей жизни:
За холмом и рекой бахает, бацает.
И полно тут этих холмов и рек.
А в Луганске цветет акация
И у Ксю в коляске маленький человек.
И везет она его, совсем новенького,
Меньше месяца как рожденного на свет,
А рядом идет солдатик, и голова вровень его
С цветами — седыми, и он — сед.
Как брызги шампанские, Акации соцветия.
Пацаны луганские Двадцатилетние.
На разгрузке лямки, На портрете рамка.
Где ваши мамки?
Я ваша мамка.
Как они уходят за реку Смородину,
За реку Донец, за мертвую воду,
За мертвую мою советскую родину,
За нашу и вашу свободу.
По воде и облакам, как по суше,
На броне машут, несутся тряско.
А все же жизнь продолжается, правда, Ксюша?
И Ксюша катит коляску.
Любимый человек Анны, за которого она собиралась выйти замуж, погиб на фронте накануне свадьбы. Теперь она считает своим долгом работать военкором на Донбассе, до тех пор, пока все это не закончится. И пишет очень талантливые стихи о том, что видит там своими глазами. Иногда выходит даже слишком жестко, но нам нужна такая правда:
Да, мы русские, римляне мы, наши шлемы блестят,
Да, спускались мы в ад, и с потерями — через ад
Мы прошли.
Ну, давай, не чокаясь, за Дебаль,
Мы железо и боль, и мы тело мясное и сталь.
Да, мы знаем, как артиллерия бьет по своим.
(После этого один офицер застрелился, к слову.)
Да, мы видели, как над домами нашими черный дым
Поднимался — а мы шли вперед, и чего такого.
О своей гражданской позиции Анна говорит так: «Возможно, на Высшем суде выяснится, что я заблуждалась, но делала это искренне».
Держать руками небо
Анна Ревякина — уроженка Донецка. Сегодня она частый гость на телевидении. Политолог, поэт, доцент МГУ. Молодая, современная, красивая женщина. В 2014 году, после начала АТО, Ревякина добровольно отказалась от вида на жительство в Чехии и вернулась в Донецк. Некоторые ее донецкие друзья, которые предпочли перебраться в Киев подальше от войны, крутили пальцем у виска: Ревякина сошла с ума, вернулась в Донецк «поддерживать руками донецкое небо». Очень хорошая и точная метафора. В голландском Роттердаме даже есть памятник, который воплощает эту идею: собранный из осколков человек поддерживает небо руками — страшное напоминание о том, как германские военно-воздушные силы бомбили город в 1940 году.
Стихи Ревякиной, написанные за 8 лет войны на Донбассе, заставляют плакать. От них невозможно отмахнуться и забыть, они пробирают «до мяса, до позвонков».
У Марии есть тайна — пачка девичьих писем.
Она пишет о главном — девочка-летописец.
Она пишет на русском, а иногда на птичьем.
Она пишет о грустном: «Мы все теперь стали дичью...»
Она пишет отцу на рассвете и поздно ночью.
Она пишет, как пишут дети: неровным почерком,
словно письма из летнего лагеря или с морей известия.
Она пишет, как пишут маленькие, потерявшие равновесие.
Она пишет, как пишут взрослые из подвала под артобстрелом.
Она пишет, и свет полоскою оставляет в письме пробелы.
Она пишет, и ей не пишется, ей скулится, ей страшно, тошно.
Вот деревья — сплошные виселицы, вот свеча, что горит всенощно.
А вот еще отрывок из автобиографического стихотворения. О том, как Анна спала ночами в обнимку с маленьким сыном на полу, за спинкой дивана, — так безопаснее при обстрелах.
Слезы... Они что вода из донецкого крана.
Были, лились, а теперь их дают по часам.
Лягу укладывать дочку, и вспомнится спинка дивана.
В стылом Донецке стоит этот белый диван.
Я за ним сына качала в потерянном мае.
Сонные степи с тех пор у нас топчет кирза.
— Мама, я слышал или послышалось: снова стреляют?
— Спи, мой хороший, это, должно быть, гроза.
Слезы дают по ночам, чтобы дети не знали.
Слез этих таз жестяной, для мытья головы.
Что о нас скажут потом?
Мы жили, мы воевали.
Мы воевали за то, чтобы не было больше войны.
Хотелось бы верить в то, что дети наших детей будут изучать эти стихи в школе. Чтобы будущие поколения знали и помнили о том, как начиналась большая война. Нельзя о таком забывать.
Трудный выбор
У Влада Маленко — поэта, актера и режиссера — есть замечательное стихотворение «Ржев» — обращение ветеранов Великой Отечественной к бойцам, героям, которые жертвуют собой сегодня ради мира и справедливости для всех, как когда-то их прадеды. Это обращение в том числе и к тем «добрым» людям, которые мыслят стереотипами «Россия напала», «на Западе демократия» и им подобными. Оно о том, что сегодня быть патриотом — это самый трудный выбор. Вот небольшой его отрывок:
Вам труднее, потомки, в засаде дней.
Наша битва с врагами была честней.
Мы закрасили кровью колосья ржи,
А на вас проливаются реки лжи.
Мы умели в атаке и песни петь,
Вас, как рыбу, теперь заманили в сеть.
И у нас на троих был один кисет,
Вам же «умники» в спины смеются вслед.
И фактически об этом же — о тех, для кого айфоны и прочие материальные блага куда важней страданий ближнего, кто делит людей на сорта по уровню их достатка, кто ехидничает по поводу «второй армии мира», которая отступила из-под Киева, — вот эти его четверостишия:
Луна на Пасху ляжет решкой,
И смерть не выйдет на работу.
Москвичка в утренней кафешке!
Не привыкай к донецким фото.
Об этом же строки поэта Игоря Караулова:
Сегодня убили детей, убили вчера при обстреле,
и нету других новостей, а эти давно надоели.
Нам нечем порадовать свет, все это неинформативно.
Другой информации нет. «Убили. Убили». Рутина.
Караулов часто очень жестко, колко и зло высказывается в своих стихах. Зато точно.
На улице прохладно, как в Эстонии, над рестораном запах Сакартвело (название Грузии),
А я стою на стороне Истории, особенно опасной при обстреле.
Русской литературы в стане противника боятся, как огня.
Есть среди нашей либеральной тусовки и те, кто предлагает запретить патриотическую поэзию как «словесный морок», отменить ее, едва дошедшую до широкой публики. И это, конечно, признание ее высокого уровня. Действительно, здесь есть чего бояться: русское художественное слово — мощное оружие. Недаром некоторые сбежавшие из России деятели культуры договорились до того, что им не нужен Пушкин. То есть он не нужен не только украинцам, но и так называемым «хорошим русским».
«Разрешены Макдоналдс, Будда и Сатана. Русская литература нынче запрещена», — горько иронизирует на эту тему Караулов. И дальше: «Видно за океаном пламя от русских книг. Не дописав романа, празднует Стивен Кинг. Было в семье три брата, нынче осталось два Сам или виноваты, карма ли такова?»
Рано или поздно всех нас рассудит история. Пока что можно с уверенностью утверждать, что слово на нашей стороне. Возможно, потому, что мы не расчеловечиваем противника, не упиваемся чужими страданиями, не пляшем на костях. Если не уподобимся в этом врагу, обязательно выстоим и победим.