Идиот. Монолог князя Мышкина о загадочной душе русской.
Монолог князя Мышкина о загадочной душе русской.
...Я знаю, что я... обижен природой. Я был двадцать четыре года болен,
до двадцатичетырехлетнего возраста от рождения. Примите же как от больного и теперь.
Я сейчас уйду, сейчас, будьте уверены. Я не краснею, — потому что ведь от этого странно же краснеть, не правда ли? — но в обществе я лишний...
Нет, я не от самолюбия... Просто есть такие идеи, есть высокие идеи, о которых я не должен начинать говорить, потому что я непременно всех насмешу; князь Щербатов про это самое мне сейчас напомнил...
У меня нет жеста приличного, чувства меры нет; у меня слова другие, а не соответственные мысли, а это унижение для этих мыслей.
И потому я не имею права... к тому же я мнителен, я... я убежден, что в этом доме меня не могут обидеть и любят меня более, чем я стою, но я знаю (я ведь наверно знаю), что после двадцати лет болезни непременно должно было что-нибудь да остаться, так что нельзя не смеяться надо мной... иногда... ну ведь так?
— Зачем вы это здесь говорите? — для чего вы это им говорите?
Им! Им! Здесь ни одного нет, который бы стоил таких слов!
Здесь все, все не стоят вашего мизинца, ни ума, ни сердца вашего!
Вы честнее всех, благороднее всех, лучше всех, добрее всех, умнее всех!
Здесь есть недостойные нагнуться и поднять платок, который вы сейчас уронили... Для чего же вы себя унижаете и ставите ниже всех?
Зачем вы всё в себе исковеркали, зачем в вас гордости нет?
Монолог князя Мышкина о загадочной душе русской.
...Я знаю, что я... обижен природой. Я был двадцать четыре года болен,
до двадцатичетырехлетнего возраста от рождения. Примите же как от больного и теперь.
Я сейчас уйду, сейчас, будьте уверены. Я не краснею, — потому что ведь от этого странно же краснеть, не правда ли? — но в обществе я лишний...
Нет, я не от самолюбия... Просто есть такие идеи, есть высокие идеи, о которых я не должен начинать говорить, потому что я непременно всех насмешу; князь Щербатов про это самое мне сейчас напомнил...
У меня нет жеста приличного, чувства меры нет; у меня слова другие, а не соответственные мысли, а это унижение для этих мыслей.
И потому я не имею права... к тому же я мнителен, я... я убежден, что в этом доме меня не могут обидеть и любят меня более, чем я стою, но я знаю (я ведь наверно знаю), что после двадцати лет болезни непременно должно было что-нибудь да остаться, так что нельзя не смеяться надо мной... иногда... ну ведь так?
— Зачем вы это здесь говорите? — для чего вы это им говорите?
Им! Им! Здесь ни одного нет, который бы стоил таких слов!
Здесь все, все не стоят вашего мизинца, ни ума, ни сердца вашего!
Вы честнее всех, благороднее всех, лучше всех, добрее всех, умнее всех!
Здесь есть недостойные нагнуться и поднять платок, который вы сейчас уронили... Для чего же вы себя унижаете и ставите ниже всех?
Зачем вы всё в себе исковеркали, зачем в вас гордости нет?