Состояние отстраненность продержалось не так долго, как мне бы хотелось. Но когда оно ушло, осталось некое внутреннее спокойствие, за которое я и уцепился. Даже сил вроде бы прибавилось, и не столько телесных, сколько душевных, тех, что помогают не стонать и не жаловаться. Брат Пон продолжал болтать, рассказывал анекдоты о древних просветленных, о том, как те творили дурацкие чудеса и самыми разными способами издевались над простаками. Слушая все это, я время от времени улыбался и даже хихикал - некоторые ситуации напоминали то, что я пережил в Тхам Пу. На ночлег мы остановились задолго до темноты, едва попалось удобное место. - Мы забрались высоко, так что ночью будет холодно, - заявил брат Пон, когда я со стоном облегчения уселся на поваленное дерево. - Придется устраивать подстилки. Он наломал две громадные охапки веток, а затем разжег между ними костер. - Помнится, сегодня ты думал о смерти, о том, что можешь погибнуть в этих горах, - сказал монах, убедившись, что пламя горит ровно. Под его испытующим взглядом мне стало стыдно, и щеки мои загорелись. - Так это же прекрасно! - эта реплика застала меня врасплох, как и улыбка на лице брата Пона. - О ней нужно помнить всегда, что она тут, рядом, на расстоянии вытянутой руки, готовая нанести удар. Я вздрогнул, заново переживая то, что некогда испытал в вате на берегу Меконга - ощущение холодного, леденящего и в то же время пустого прикосновения к затылку. Оглянулся судорожным движением, и вроде бы даже уловил змеящееся, угрожающее движение за спиной. Но через миг вокруг были только деревья, невысокие, с отслаивающейся белой корой и мелкими цветками того же цвета. - За всякое дело нужно браться так, словно оно закончится твоей кончиной. Отправившись в это путешествие я, например, простился со своей жизнью... Понимаешь? Да, тебе, кстати, можно говорить... К собственному удивлению, я ограничился лишь кивком, но ничего не сказал. Похоже, привычка к молчанию начала понемногу становиться частью моей довольно болтливой натуры. - Смерть пуста, но в то же время она имеет место. Но... - брат Пон сделал паузу, - абсолютно то же самое можно сказать и обо всем. - В каком смысле? - звук собственного голоса показался мне чужим. - А в том, что любой предмет, объект или явление, который ты можешь назвать, не существует сам по себе, обусловлен множеством других явлений, представляет собой не более чем крохотный, мимолетный фрагмент в громадном потоке, что не остановить, не задержать. Вот он есть, а в следующий момент сгинули определявшие его факторы, и он уничтожен, распался без следа. Вот костер, он возник оттого, что я принес кучу сухих веток в одно место, и поджег их. Прогорят ветки, и он исчезнет, возникнут угли и пепел. Пройдет дождь, и их размоет без остатка, кострище зарастет травой...
Приятного прослушивания! Делитесь своими осознаниями в комментариях. С БЕЗУСЛОВНОЙ ЛЮБОВЬЮ, Благомира
Состояние отстраненность продержалось не так долго, как мне бы хотелось.
Но когда оно ушло, осталось некое внутреннее спокойствие, за которое я и уцепился. Даже сил вроде бы прибавилось, и не столько телесных, сколько душевных, тех, что помогают не стонать и не жаловаться.
Брат Пон продолжал болтать, рассказывал анекдоты о древних просветленных, о том, как те творили дурацкие чудеса и самыми разными способами издевались над простаками. Слушая все это, я время от времени улыбался и даже хихикал - некоторые ситуации напоминали то, что я пережил в Тхам Пу.
На ночлег мы остановились задолго до темноты, едва попалось удобное место.
- Мы забрались высоко, так что ночью будет холодно, - заявил брат Пон, когда я со стоном облегчения уселся на поваленное дерево. - Придется устраивать подстилки.
Он наломал две громадные охапки веток, а затем разжег между ними костер.
- Помнится, сегодня ты думал о смерти, о том, что можешь погибнуть в этих горах, - сказал монах, убедившись, что пламя горит ровно.
Под его испытующим взглядом мне стало стыдно, и щеки мои загорелись.
- Так это же прекрасно! - эта реплика застала меня врасплох, как и улыбка на лице брата Пона. - О ней нужно помнить всегда, что она тут, рядом, на расстоянии вытянутой руки, готовая нанести удар.
Я вздрогнул, заново переживая то, что некогда испытал в вате на берегу Меконга - ощущение холодного, леденящего и в то же время пустого прикосновения к затылку. Оглянулся судорожным движением, и вроде бы даже уловил змеящееся, угрожающее движение за спиной.
Но через миг вокруг были только деревья, невысокие, с отслаивающейся белой корой и мелкими цветками того же цвета.
- За всякое дело нужно браться так, словно оно закончится твоей кончиной. Отправившись в это путешествие я, например, простился со своей жизнью... Понимаешь? Да, тебе, кстати, можно говорить...
К собственному удивлению, я ограничился лишь кивком, но ничего не сказал. Похоже, привычка к молчанию начала понемногу становиться частью моей довольно болтливой натуры.
- Смерть пуста, но в то же время она имеет место. Но... - брат Пон сделал паузу, - абсолютно то же самое можно сказать и обо всем.
- В каком смысле? - звук собственного голоса показался мне чужим.
- А в том, что любой предмет, объект или явление, который ты можешь назвать, не существует сам по себе, обусловлен множеством других явлений, представляет собой не более чем крохотный, мимолетный фрагмент в громадном потоке, что не остановить, не задержать. Вот он есть, а в следующий момент сгинули определявшие его факторы, и он уничтожен, распался без следа. Вот костер, он возник оттого, что я принес кучу сухих веток в одно место, и поджег их. Прогорят ветки, и он исчезнет, возникнут угли и пепел. Пройдет дождь, и их размоет без остатка, кострище зарастет травой...
Приятного прослушивания!
Делитесь своими осознаниями в комментариях.
С БЕЗУСЛОВНОЙ ЛЮБОВЬЮ, Благомира