...Брови почернее, мордочку посмуглее, рубаху поярче, а парик покудрявее. Вот и не узнает никто Кристиана — среднего сына почтенного г-на Диора. Переодевшись цыганенком, мальчишка тайно сбежал на благотворительную ярмарку, организованную в помощь солдатам. В шумной толпе Кристиана поймала гадалка, раскрыла ладонь: «Вскоре ты окажешься совсем без денег. Но знай — твое счастье в женщинах. Они прославят тебя». Диор смущенно пожал плечами. Девочек он как-то не очень любил...
Родители прочили Кристиану блестящую карьеру. После престижного колледжа Гереона отец отправил его в Школу политических наук — учиться на дипломата. Диор все это выдержал. Но, вернувшись в 1926 году из армии, попросил у отца разрешения открыть на Монмартре художественную галерею. Диор-старший был в отчаянии, но денег дал — с условием: фамилия Диор никогда не будет украшать фасада галереи.
Пять лет дела шли как нельзя лучше. В галерее выставлялись Пикассо, Дюфи, Утрилло. А потом... потом стали сбываться слова гадалки: на страну обрушился экономический кризис, галерею пришлось закрыть. Поддержать Кристиана было некому — отец обанкротился, мать умерла. Потянулись страшные дни безденежья, жизни на чердаках, обедов по чужим домам. Кто-то из друзей научил его моделировать одежду, кто-то показал, как правильно пользоваться цветовой гаммой. Кристиан оказался способным учеником. Очень скоро он стал продавать свои работы: шляпы — Аньес, эскизы моделей — «Vogue», платья — Пакену, Ворту, Шапарелли, Баленсиаге, Риччи. Вот только цены у него были смехотворные — по двадцать франков за модель. И друзья по-прежнему угощали его в ресторанах.
...Летом 1939 года он создал эскиз. Дневное платье, очень скромное, ворот отделан зубчиками, короткая юбка закрывает другую — крахмальную, из светлого льна. «Cafe anglais» — так называлась модель. Диор продал платье Роберу Пике. Неожиданно оно стало гвоздем сезона. Именно тогда Диор и понял, что нашел наконец место в жизни...
Но разразилась война. Диор тихонечко сидел в Доме Люсьена Лелона. Экспериментировал с силуэтом. После того как из ателье ушел Пьер Бальмен, Кристиан остался за главного дизайнера. Но велика ли честь — быть художником умирающего Дома?
...Он прогуливался по сонному летнему Парижу. Случайно встретил знакомого из пошивочной мастерской «Phillip et Gaston». Разговорились. Старинное ателье искало главного дизайнера. Отличные условия, финансы, перспективы. У Кристиана екнуло сердце. Наспех попрощавшись, он побежал к гадалке — узнать судьбу. Гадалка раскрыла его ладонь, в точности как в детстве, и, легко касаясь пальцами голубоватых линий, изрекла: «Все, что вам может быть предложено впоследствии, ничто по сравнению с тем шансом, который есть сейчас» ...
Трижды встречался Диор с приятелем на углу улиц Роаяль и Сен-Форентен, прежде чем решился предложить себя на роль главного дизайнера. А потом, в первую же встречу с хозяином ателье, прямо объявил, что не хочет продолжать традиции консервативного «Филиппа и Гастона». Он, Диор, намерен создать нечто новое.
Поздней осенью 1946 года работа закипела. Ателье переехало в новый особняк, на авеню Монтень. Были закуплены ткани, наняты швеи и закройщицы. На Рождество Диор остался один в огромном холодном ателье. Бродил по залам, мял в руках лоскутки драгоценных тканей — шелк, фай, тафту. Вспоминал мать, ее грациозную летящую фигурку, перестук каблуков. Рисовал эскизы: пара линий, поворот головы, изящная ножка в легкой туфельке. Ко дню рождения Диора — 21 января — коллекция была готова. Показ назначили на 12 февраля 1947 года.
...Собралась только пресса — по обязанности. В нетопленном зале бутика иней не таял на довоенных горжетках. «Кому нужно это чертово дефиле?!» — шипела Кармел Сноу, редактор «Harper’s Bazaar». В Париже хлеб выдавали по карточкам, ткань строго нормировалась. Женщины экономили на каждой складке, воротнички и манжеты исчезли вовсе. Какая уж тут мода! Зал замер в озлобленном ожидании.
И вдруг... в полной темноте... послышался шелест... Полузабытый, едва знакомый шорох... Он будил неясные, но сладкие воспоминания... Свет вспыхнул. По подиуму, надменно раскручивая широкие длинные юбки, шли модели. И с каждым шагом, с каждым взмахом юбок-крыльев откуда-то снизу взмывала пенная волна. Нижние юбки. Довоенное, детское счастье.
Триумф был ошеломителен. Вышедший к гостям Диор бормотал: «Боже мой, что ж я сделал?» А к нему уже спешила Кармел Сноу: «Это полная революция, дорогой Кристиан. У вас такой новый взгляд» ...
Диора закружил вихрь событий. Богатые и красивые женщины толпились у дверей его ателье; модные журналы не уставали заказывать платья для фотосъемок; простые парижанки ненавидели своих подруг, решившихся отпустить подол по моде — на пять сантиметров ниже прежнего; во время фотосъемки на Монмартре торговки накинулись на манекенщиц, грозя разорвать драгоценные платья. Страсти утихли, лишь когда английские принцессы Елизавета и Маргарет появились на свадьбе лорда Дебри в туалетах стиля new look («Новый взгляд»). Мода Диора была признана королевской семьей, знаменитой своим консерватизмом.
...Раз, два, три... Раз, два, три... В просторном зале кружились модели, демонстрируя туали — прототипы платьев. А он сидел в кресле под балдахином и тростью с золотым набалдашником дирижировал спектаклем. Раз, два, три... Ты — налево, а ты — направо. Будущую коллекцию он впервые решил назвать своим именем — DIORama. Для нее годятся только самые лучшие платья, только те, что достойны представлять Кристиана Диора. Диора, который не позволяет случайным людям забредать в его бутик, а уж тем более срисовывать модели; Диора, который вправе сказать клиентке: «Мадам, я даю вам время подумать, сходить в другое ателье. Все равно вы вернетесь ко мне» ...
Раз, два, три...
Жизнь отщелкивала годы, как костяшки на счетах. Диор по-прежнему много работал. Эскизы платьев — вечернее розовое, белое бальное или драматичное черное — по-прежнему были гениальны. Но силуэты появлялись на белом листе почти машинально: «А» — покатые плечи, «У» — роскошная драпировка на бедрах, «X» — перехлестье ремня на тонкой талии. Вдохновение оставило Диора. Часы, не отданные примеркам, пошивочным цехам или встречам с поставщиками тканей, кутюрье проводил на вилле в Монтру: разводил виноград и цветы. Здесь его навещал другой «король моды» — Молине. Модельеры увлеченно давали друг другу советы, как выращивать гвоздики. О моде они никогда не заговаривали.
...Давно уже перед взглядом художника мерцала иная красота. Красота чистых линий. Простого силуэта. Гибкой и стройной, не перегруженной декором фигуры. Наконец он решился. В 1954 году представил коллекцию «Фасоль». Узкие в плечах и бедрах модели были очаровательно грациозны. Но модный мир возмутился — как это, забыть восхитительный new look?! С первого отзыва в прессе Диор понял: он оказался насильно заперт в клетке собственного стиля. И выбраться из нее ему не дадут. Смертельный удар нанесла Мэрилин Монро. В интервью «Harper’s» она заявила, что оскорблена. Красотка хотела быть розой, полу раскрывшимся бутоном. Фасолью она быть не хотела...
В конце октября 1957 года Диор показал последнюю коллекцию — «Веретено». В ее основе лежали идеи Ив Сен Лорана. Но на моделях стоял лейбл CD. Дамы, брыкаясь, рвали друг у друга платья. Диор тихо ушел из бутика. Спустя неделю он умер.
Родители прочили Кристиану блестящую карьеру. После престижного колледжа Гереона отец отправил его в Школу политических наук — учиться на дипломата. Диор все это выдержал. Но, вернувшись в 1926 году из армии, попросил у отца разрешения открыть на Монмартре художественную галерею. Диор-старший был в отчаянии, но денег дал — с условием: фамилия Диор никогда не будет украшать фасада галереи.
Пять лет дела шли как нельзя лучше. В галерее выставлялись Пикассо, Дюфи, Утрилло. А потом... потом стали сбываться слова гадалки: на страну обрушился экономический кризис, галерею пришлось закрыть. Поддержать Кристиана было некому — отец обанкротился, мать умерла. Потянулись страшные дни безденежья, жизни на чердаках, обедов по чужим домам. Кто-то из друзей научил его моделировать одежду, кто-то показал, как правильно пользоваться цветовой гаммой. Кристиан оказался способным учеником. Очень скоро он стал продавать свои работы: шляпы — Аньес, эскизы моделей — «Vogue», платья — Пакену, Ворту, Шапарелли, Баленсиаге, Риччи. Вот только цены у него были смехотворные — по двадцать франков за модель. И друзья по-прежнему угощали его в ресторанах.
...Летом 1939 года он создал эскиз. Дневное платье, очень скромное, ворот отделан зубчиками, короткая юбка закрывает другую — крахмальную, из светлого льна. «Cafe anglais» — так называлась модель. Диор продал платье Роберу Пике. Неожиданно оно стало гвоздем сезона. Именно тогда Диор и понял, что нашел наконец место в жизни...
Но разразилась война. Диор тихонечко сидел в Доме Люсьена Лелона. Экспериментировал с силуэтом. После того как из ателье ушел Пьер Бальмен, Кристиан остался за главного дизайнера. Но велика ли честь — быть художником умирающего Дома?
...Он прогуливался по сонному летнему Парижу. Случайно встретил знакомого из пошивочной мастерской «Phillip et Gaston». Разговорились. Старинное ателье искало главного дизайнера. Отличные условия, финансы, перспективы. У Кристиана екнуло сердце. Наспех попрощавшись, он побежал к гадалке — узнать судьбу. Гадалка раскрыла его ладонь, в точности как в детстве, и, легко касаясь пальцами голубоватых линий, изрекла: «Все, что вам может быть предложено впоследствии, ничто по сравнению с тем шансом, который есть сейчас» ...
Трижды встречался Диор с приятелем на углу улиц Роаяль и Сен-Форентен, прежде чем решился предложить себя на роль главного дизайнера. А потом, в первую же встречу с хозяином ателье, прямо объявил, что не хочет продолжать традиции консервативного «Филиппа и Гастона». Он, Диор, намерен создать нечто новое.
Поздней осенью 1946 года работа закипела. Ателье переехало в новый особняк, на авеню Монтень. Были закуплены ткани, наняты швеи и закройщицы. На Рождество Диор остался один в огромном холодном ателье. Бродил по залам, мял в руках лоскутки драгоценных тканей — шелк, фай, тафту. Вспоминал мать, ее грациозную летящую фигурку, перестук каблуков. Рисовал эскизы: пара линий, поворот головы, изящная ножка в легкой туфельке. Ко дню рождения Диора — 21 января — коллекция была готова. Показ назначили на 12 февраля 1947 года.
...Собралась только пресса — по обязанности. В нетопленном зале бутика иней не таял на довоенных горжетках. «Кому нужно это чертово дефиле?!» — шипела Кармел Сноу, редактор «Harper’s Bazaar». В Париже хлеб выдавали по карточкам, ткань строго нормировалась. Женщины экономили на каждой складке, воротнички и манжеты исчезли вовсе. Какая уж тут мода! Зал замер в озлобленном ожидании.
И вдруг... в полной темноте... послышался шелест... Полузабытый, едва знакомый шорох... Он будил неясные, но сладкие воспоминания... Свет вспыхнул. По подиуму, надменно раскручивая широкие длинные юбки, шли модели. И с каждым шагом, с каждым взмахом юбок-крыльев откуда-то снизу взмывала пенная волна. Нижние юбки. Довоенное, детское счастье.
Триумф был ошеломителен. Вышедший к гостям Диор бормотал: «Боже мой, что ж я сделал?» А к нему уже спешила Кармел Сноу: «Это полная революция, дорогой Кристиан. У вас такой новый взгляд» ...
Диора закружил вихрь событий. Богатые и красивые женщины толпились у дверей его ателье; модные журналы не уставали заказывать платья для фотосъемок; простые парижанки ненавидели своих подруг, решившихся отпустить подол по моде — на пять сантиметров ниже прежнего; во время фотосъемки на Монмартре торговки накинулись на манекенщиц, грозя разорвать драгоценные платья. Страсти утихли, лишь когда английские принцессы Елизавета и Маргарет появились на свадьбе лорда Дебри в туалетах стиля new look («Новый взгляд»). Мода Диора была признана королевской семьей, знаменитой своим консерватизмом.
...Раз, два, три... Раз, два, три... В просторном зале кружились модели, демонстрируя туали — прототипы платьев. А он сидел в кресле под балдахином и тростью с золотым набалдашником дирижировал спектаклем. Раз, два, три... Ты — налево, а ты — направо. Будущую коллекцию он впервые решил назвать своим именем — DIORama. Для нее годятся только самые лучшие платья, только те, что достойны представлять Кристиана Диора. Диора, который не позволяет случайным людям забредать в его бутик, а уж тем более срисовывать модели; Диора, который вправе сказать клиентке: «Мадам, я даю вам время подумать, сходить в другое ателье. Все равно вы вернетесь ко мне» ...
Раз, два, три...
Жизнь отщелкивала годы, как костяшки на счетах. Диор по-прежнему много работал. Эскизы платьев — вечернее розовое, белое бальное или драматичное черное — по-прежнему были гениальны. Но силуэты появлялись на белом листе почти машинально: «А» — покатые плечи, «У» — роскошная драпировка на бедрах, «X» — перехлестье ремня на тонкой талии. Вдохновение оставило Диора. Часы, не отданные примеркам, пошивочным цехам или встречам с поставщиками тканей, кутюрье проводил на вилле в Монтру: разводил виноград и цветы. Здесь его навещал другой «король моды» — Молине. Модельеры увлеченно давали друг другу советы, как выращивать гвоздики. О моде они никогда не заговаривали.
...Давно уже перед взглядом художника мерцала иная красота. Красота чистых линий. Простого силуэта. Гибкой и стройной, не перегруженной декором фигуры. Наконец он решился. В 1954 году представил коллекцию «Фасоль». Узкие в плечах и бедрах модели были очаровательно грациозны. Но модный мир возмутился — как это, забыть восхитительный new look?! С первого отзыва в прессе Диор понял: он оказался насильно заперт в клетке собственного стиля. И выбраться из нее ему не дадут. Смертельный удар нанесла Мэрилин Монро. В интервью «Harper’s» она заявила, что оскорблена. Красотка хотела быть розой, полу раскрывшимся бутоном. Фасолью она быть не хотела...
В конце октября 1957 года Диор показал последнюю коллекцию — «Веретено». В ее основе лежали идеи Ив Сен Лорана. Но на моделях стоял лейбл CD. Дамы, брыкаясь, рвали друг у друга платья. Диор тихо ушел из бутика. Спустя неделю он умер.